Яшка КАЗАНОВА
(Юлия
Зыкина)
*
она
еще проверила - ладом ли
закрыта дверь, защелкнут ли замок...
я сердце обжигаю о ладони,
желая только, чтобы звук замолк,
терзающий кишки мои, как струны,
не первый день. она - сняла пальто,
нажала кнопку чайника... кастрюли
едва заметно тренькнули про то,
что их давно не грели. запах чая
смешался с запахом ее passage d'enfer,
мое сердцебиенье учащая
- вчетыреразаввосемьвтридцатьдва -
безжалостно. и, колотясь по жилам,
желанье ею обладать до дна
меня сжирало. жестко, как пружина
животная и жадная, она
пустила кровь мне, позволяя пульсу
взорваться фейерверками и чуть
замедлиться. дверной звонок. "обуйся,
рубашку застегни, как я хочу
тебя!" и белозуб, и весел
любовник, пахнущий лавандовым бритьем...
а небо будто ничего не весит,
когда мы вместе по нему бредем.
*
такое
число - всего лишь повод
смотреть не тебя неотрывнодолго,
смотреть с беспомощностью слепого.
и год надкушен, и рот надорван,
подобно конверту с открыткой зимней.
смотреть на тебя, ощущая воздух
вокруг тем плотней и невыносимей,
чем дольше глаза остаются возле
твоих, розовеющих от спиртного,
нежнейших мочек и шейки белой.
ну что же, милая, значит - с новым.
и счастья кипящего вам обеим.
*
мне
нравится Ваша способность случаться:
не предупреждая звонком, постучаться
в окно, через форточку выдохнуть имя
мое. а какая Вы с теми, другими,
с не мной - безразлично. мне нравится пламя
всех Ваших обличий: кудрями, углами,
зачесом назад - безусловно. мне крайне
занятно себя находить на экране,
похожей на Вас - и обратно. куда бы
уехать, что слать Вам по две телеграммы
за сутки - на завтрак одну и на полдник
другую - шифруясь, но вовсе не помнить,
ключ к шифру минуту спустя? и откуда
вернуться домой? Вы гадали бы: "куба...
бразилия... африка... греция... тихо!
молчите! молчите! сейчас! аргентина..?"
мне нравится Ваша змеиная медность:
губами, глазами и лбом - несомненно
опасная. нравится думать: пожалуй,
я Вас украду среди ночи - в пижаме,
в уютную клетку шотландскую пледе.
мне нравится петь Вам, чтоб в каждом куплете
сбиваться. мой голос от кофе и перца
немного шершав, но желание петься,
как женская жажда, не чувствует боли,
упрямой струей извивается. в горле
гвоздичная сладость джарума. ноябрь
советует спрятаться глубже, но я бы
просила Вас чуть обождать.
*
потеря
крови равна, пожалуй,
потере девственности. и ярость
сначала в ладонь мою зубы вжала,
чуть позже заплакала... засмеялась…
сыграла бедрами два аккорда,
изящно подчеркивая блаженство…
потом закричала, срывая горло
(почти как я – горячо и женско)…
затем затихла… спасибо, Тацит,
мне Ваши фацилиусы милее
других – не удастся от ампутаций,
чтоб стать нежнейшим из всех смирений,
избавиться.
*
моя
тоска тяжелей воды.
моя бессонница крепче спирта.
удар часов, как удар под дых,
и шепот мамин взбешенный: «спи ты!»
и голос мамин звучит легко -
не уцепиться - настолько гладко
текут все гласные... телефон.
зимой обласкана Ленинградка.
и дом, моргающий в темноте,
окном под облаком, ожидая
меня. сломав притяженье тел,
ладонь прощанием обжигая,
целую твой рот глубоко - дыши,
люби меня нервной и непохожей
на прежних. капелька живанши
сквозь поры просачивается под кожу,
чтоб там остаться, диктуя ритм
ладоням, сердцу, изменам, браку.
в глазах расплескан ультрамарин.
он твой. ты хочешь его обратно?
*
мой
ласковый ад пахнет сливочной карамелью,
зелеными помидорами, хлебушком, перцем белым.
чувствую холод лопатками и немею -
я больше не верю ни в шрамы, ни в децибелы.
вся эта конструкция держится на шарнирах -
гибкость легко приписать боязни паденья.
бессонница снова сегодня со мной шалила,
как ловкий крупье, меняя огонь на деньги.
теперь ты знаешь моих наркотиков тайну –
зависимость от « » объясняет десяток меток.
имя твое по нёбушку раскатаю,
кончиком языка ощупаю миллиметры
каждой из букв, к коим рот мой приучен крепко -
вряд ли смогу называть тебя по-другому.
танцует танго трехногая табуретка,
и я по-ковбойски цепко держусь за горло.
*
замерзли
пальцы. и твое тепло,
особенно востребованное этой
зимой изголодавшейся, легло
под левый бок и грело рану. эхо,
оставшееся в венах от войны,
по телу плавало лениво, натыкаясь
на льдинки алые. колени сведены –
попробуй пригласить меня на танец?
*
я
могла бы всю ночь заниматься с тобой любовью,
раскрывая тонкие вены свои для тебя, как объятья.
или шрамом височным смерти считать в обойме,
удивляя тебя этой тягой к металлу. опять я
забираюсь в фантазиях выше. шептать "изыйди!"
нынче самое время - спроси у трепещущих бедер,
по которым рисуют руны мой теплый змеиный язык и
- на градус прохладнее - губы. этой дикой животной йоги
постигая гибкую азбуку, незаметно взрослею,
складка рта становится тонкой и ироничной…
я могла бы всю ночь заниматься любовью с нею,
раскрывая тонкие вены свои для нее, как птичьи
крылышки, изначально сомкнутые в ладони.
или шрамом височным поцелуи считать, покуда
мой хромающий ангел идет по воде и тонет.
я могла бы всю ночь отдаваться себе, под утро
ощутив безысходность. тела вспотевший лоскут
слишком тесен для страхов и слишком тяжел для выгод.
на запястья капаю мускус - стремленье к лоску
лишний раз выдает мое желание выбыть.
я могла бы. я с детства в себе тренирую это –
оригами из ласк и мозаику из укусов.
притягательность данного, черт бы драл, пируэта
для меня - будто опиум. мягкие вены густо
и легко, как ручей, будут нежить тебя, лелеять
все капризы твои, все шалости, все обиды.
снег сегодня, ты знаешь, мне кажется, чуть белее,
чем в тот солнечный вечер, когда ты меня
*
борьба как
повод тел соприкоснуться мне
близка - я верю в секс и равно верю в драку:
в багровое пятно по снежной простыне;
в твой выпачканный рот, изящнейший из дракул;
в отметин торжество; в умение кричать
от боли и любви. клейма оставив
жженье
на плечике твоем - откуда ты и чья –,
я губы оближу. я затяну ошейник
чуть туже – поводка чешуйчатый язык
ладони ублажит десятком нежных фрикций.
мы будем постигать любовные азы,
законы игр муз и музык. отравиться
твоей слюной легко – хмельной ее бальзам
мне хочется цедить неспешно, будто опий,
читая по слогам в серебряных глазах
пронзительную вязь, что мы свободны. обе.
предчувствие зимы. снег выстирано бел.
багровым на снегу такой написан
вывод:
«свобода выбирать хозяина тебе
доступна, как и мне раба доступен выбор»
запреты запретим, устроим
карнавал,
пятнадцать раз на дню с тобой мы сменим роли!
уснем... теплом руки стекая по ногам,
я разбужу тебя, мой хрупкий иероглиф.
ты вздрогнешь, ощутив желаний
дерзкий бунт;
ты мне подаришь сна прозрачный мятный слепок.
любою будь со мной - собой со
мною будь.
я только улыбнусь. и застегну браслеты.
*
мой
лоб в икре серебряных испарин.
пижаме горячо от ожиданий.
я, обессилев, вытеку из спальни,
и, лабиринт паркета обжигая,
к тебе, мое нежнейшее растенье,
подранок пубертатных перестрелок,
вкрадусь, замазывая след от тела тенью,
от тела отслоившейся. быстрее,
чем вьется эта тень, чем струнка лопнет,
на скрипочке во сне твоем миндальном,
я выскользну из тонкой кожи хлопка,
от предвкушенья раскаленной. далее
под паранджу сатиновых простынок,
под ободок твоей ночной сорочки
ужом ползу. движеньями простыми
тебя до капли узнаю. на ощупь
смотрю твой сон. и знаю, что погубит
меня внезапность пробужденья. невод
затянется - мальчишка гумберт гумберт
блестящим дулом успокоит нервы,
по белоснежной стенке грубой кельи
разбрызгав восемнадцать алых маков.
«- горячий кофе. так, как Вы хотели.
- а девочке, пожалуйста, томатный
сок…»
Дочери Сапфо (Главная
страница)